В третью стражу [СИ] - И Намор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- А я о чем? - Олег загасил в пепельнице окурок и, вытряхнув из пачки новую сигарету, "обстучал" ее об стол. - Жены, дети... Если на этом зациклиться, можно, действительно, спятить. Я "пятить" не желаю. Они живы, здоровы, а мы... Мы здесь. Из этого и надо сходить.
- То есть, - по глазам было видно, что "белогвардейцу" Федорчуку, ох как, сейчас не сладко, но голос Вощинина звучал ровно. - Ты предлагаешь оставить Герцена за кадром, и сразу перейти к Чернышевскому?
- В смысле от "Кто виноват?" к "Что делать?" - скептически хмыкнул Матвеев.
- Ну, не Некрасова же вспоминать, - притворно возмутился Ицкович с усмешкой. Правда от этой усмешки во рту появлялась оскомина.
- Всем плохо, - выдохнув дым, предотвратил возможную дискуссию Федорчук, только это уже в прошлом, а нас должно интересовать именно будущее.
- Ну не скажи, - огрызнулся вдруг начавший краснеть Олег. - Ты помнишь, что здесь через три с половиной года начнется?
- Ты серьезно? - Прищурился Степан.
- Двадцать шесть миллионов и три из них мои соплеменники, - Ицкович отвернулся и посмотрел в окно. - Или по другому счету пятьдесят пять и шесть.
- Угомонись! - Матвеев, наконец, снова сел за стол и, протянув руку, завладел бутылкой. - Ты не один такой совестливый, только на всякое "А" имеется свое веское "Б".
- Да, ну? - Федорчук аккуратно подвинул к Матвееву свою рюмку и, оглянувшись на Ицковича, все еще созерцающего унылый городской пейзаж за окном, двинул по столу, как шахматную фигуру, и рюмку Олега. - И какое же у нас "Бэ"?
- У тебя, - самое серьезное.
- Вообще-то, да, - подумав мгновение, согласился Виктор. - И одни - звери, и другие, блин, - животные. Да еще немцы на пятки наступают...
- Вот именно, - многозначительно произнес Матвеев, глядя в спину Олегу. - Еще и немцы...
- Допустим, - когда Ицкович повернулся к столу, цвет его лица был уже вполне нормальным. - Я, между прочим, никаких особых надежд на будущее и не лелею...
- А вот истерику, сержант, устраивать не надо! - Остановил его командным окриком Федорчук.
Ицкович вздрогнул, словно на бегу споткнулся, и удивленно посмотрел на Федорчука-Ващинова.
- Старший сержант, - буркнул он через мгновение.
- Тем более! - Теперь встал Федорчук. Видно, его очередь настала. - Думаешь, у меня сердце не болит? - Спросил он, подходя к Ицковичу почти вплотную. - Между прочим, и за "ваших" тоже!
- Можешь не объяснять, - махнул рукой Олег. - Не первый год знакомы.
- Ну, а раз понимаешь, посмотри на вещи здраво, - Федорчук оглянулся на Матвеева и попросил: - Булькни там что ли, а то у меня от напряжения весь алкоголь сгорел.
- Ладно, господа алкоголики! - Матвеев насупился, но налил всем, и себе тоже.
- Специальности у нас здесь такие, - продолжил между тем Виктор. - Что даже если до войны дотянем, ее, вряд ли переживем. Comprenez-vous[55]?
- Ну, и? - Олег докурил сигарету, взял со стола две рюмки, свою и Федорчука, и подошел к разгуливающему по комнате другу. - Держи.
- Спасибо, - кивнул Виктор. - Причем мое положение самое гадкое. Надо объяснять?
- Не надо, - откликнулся из-за стола Матвеев. - Тебе точно надо ноги делать. И знаешь, у меня для тебя даже документик, кажется, завалялся.
- Что значит "кажется"? - Нахмурился Олег.
- Проверить надо, - объяснил Степан. - Знает ли об этих документах кто-нибудь еще. Если нет, все в ажуре. Документы, можно сказать, идеальные. Ты же по-французски без акцента?
- Ну? - Поднял бровь Виктор.
- Будешь французом, вернее эльзасцем.
- Серьезно?
- Витя, ты за кого меня принимаешь?
- Тогда, ладно, - улыбнулся в ответ Федорчук. - Буду французом.
- Ну, и ладушки, - Матвеев опрокинул в рот рюмку, крякнул, разом нарушив образ английского джентльмена, и тоже потянулся к сигаретам Ицковича. - Дай, что ли и мне подымить.
- Травись! Что мне жалко! - Усмехнулся явно успевший взять себя в руки Олег. - У меня еще есть, но ты все-таки помни, Степа, когда дым пускаешь, на чьи деньги эта отрава приобретена.
- Не боись!
- Ну, а по существу? - спросил Олег, усаживаясь на место. - То, что Витю надо вынимать, ясно. Но...
- Нас всех следует вынуть. - Матвеев не шутил.
- Почему?
- Потому что три человека не в силах повернуть колесо истории вспять. Ты ведь это собрался сделать, не так ли? Так вот, мы его даже притормозить вряд ли сможем, не то, что остановить.
- Типа, бодался теленок с дубом? - Олег взял в руки пачку "Житана" и сидел, как бы раздумывая, закурить еще одну или хватит?
- Хуже! - Встрял в разговор Федорчук. - Это как хоббит, решивший, победить дракона. Теленок дуб может и сотрясти, если со всей дури боднется, а вот хоббита дракон даже не заметит.
- Можно попробовать передать информацию заинтересованным лицам...
- Можно, - согласился Матвеев. - Но могут и не поверить. Впрочем, это можно было бы и обдумать. Только обдумывать такие вопросы лучше, как мне кажется, на спокойную голову и не здесь, а где-нибудь в Аргентине или, скажем, Чили.
- Почему именно в Аргентине? - спросил Виктор.
- В любой латиноамериканской стране, - развел руками Степан. - Но Аргентина или Чили все-таки предпочтительнее. Там и деньги на наших "ноу-хау" можно сделать, и затеряться легко. И оттуда - если захотим - вполне можно начать большую игру.
- Большую игру.- Повторил за ним Ицкович. - Узнаю англичанина во всём, даже в мелочах. Кажется, только что ты убеждал меня, что нам ничего не добиться.
- Вероятнее всего. - Было видно, что Степан над этим уже думал и успел прийти к определенным, неутешительным, выводам.- Но если все-таки попробовать - а я за то, чтобы попробовать - то лучше делать это с безопасного расстояния.
В словах Степана содержалась большая доля правды, что понимали, разумеется, и Виктор, и Олег. Другое дело, что им двоим - возможно, в силу типов темперамента - трудно было согласиться даже с очевидным. Время шло, слои табачного дыма над головами друзей становились все плотнее, а муть за окном - темнее, но истина, которая по уверениям древних римлян должна была бы уже давно родиться в споре, появляться на свет решительно не желала.
Извечные русские вопросы, обозначенные в самом начале беседы, оставались неразрешёнными, потому что ни один из троих, собравшихся в этой комнате "попаданцев", не мог - несмотря на неслабый, в принципе, интеллект и немалые знания - ответить на куда как более актуальные. Например, как предотвратить Вторую Мировую Войну и можно ли вообще ее предотвратить? А между тем, вопрос-то был, по совести говоря, центральный. На миллион долларов, как говорится.- Что за идиотская привычка мерить всё на зелёные бумажки? - Возмутился Ицкович, когда Матвеев употребил это расхожее сравнение.
От ответа на этот, по-настоящему проклятый, вопрос все остальное зависело, как жизнь от кислорода. Но вот беда, ни каждый из трёх друзей в отдельности, ни все вместе - путем, так сказать, мозгового штурма - ответа они найти так и не смогли. И более того, никакой уверенности, что хотя бы одно из их предположений содержит в себе нечто большее, чем фантазию уставшего от напряжения мозга, у наших "вселенцев" тоже не было. А в голову уже лезли новые вопросы. Как, спрашивали они, например, можно было бы помочь СССР, не превращая одновременно Сталина в еще худшего монстра, чем он был на самом деле? Впрочем, по поводу этого последнего утверждения у друзей моментально возникли разногласия.
В последнее время, Матвеев был к Сталину индифферентен, поскольку положительные качества Иосифа Виссарионовича, которые Степан готов был за ним признать, почти компенсировали те отрицательные качества вождя, на которые профессор тоже глаз не закрывал. Однако не так обстояло дело с Ицковичем, который "ирода усатого" на дух не переносил, но соглашался, что в данных условиях другого столь же естественного и, главное, эффективного союзника у них нет и быть не может. Федорчук вождю как бы даже симпатизировал, но при этом опасался, что, резко усилившись, Сталин "наворотит" в стране и мире таких дел, что мало никому не покажется. С другой стороны, не к англичанам же идти?
Что характерно, ни Гитлер, ни Даладье, как конфиденты не рассматривались вообще. Бурное обсуждение других, кроме Сталина, кандидатур, привело лишь к двум, безусловно согласованным решениям. Первое, если помогать, то не только СССР, но так же, возможно, и Англии, и даже Америке, хотя и в гораздо меньших объемах, потому как их чрезмерное усиление тоже никому не нужно. Во-вторых, открываться - то есть, сообщать о себе правду - ни в коем случае нельзя, потому что, если даже поверят, то судьба новой "Железной маски" никого из нашей троицы не прельщала.
Не поверят, вот в чем дело. И это, пожалуй, три. Государства - инертные системы. Заставить их изменить политику, то же самое, что пытаться столкнуть руками с рельсов прущий вперед паровоз. Но тогда, опять-таки ничего лучшего, чем податься в Чили, придумать было невозможно. Таково, во всяком случае, оказалось решение, которое они ближе к вечеру все-таки приняли.